СОН ЧЕТВЁРТЫЙ
Jun. 10th, 2006 12:07 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Как мы в кино ходили
Стою в толпе у входа в зал и смотрю, как впускают зрителей. Бородатый охранник проверяет билеты. Я иду на другой сеанс, в полпятого, просто решил заранее посмотреть, где это будет. Бывшая жена достала билеты. Почему-то в музей. Сквозь толпу проталкивается какая-то дама и спрашивает, где метро.
– А вон она, Октябрьская, – тыкает пальцем охранник. – Только выход в эту сторону, на дворцовую, и через площадь, рядом.
– На дворцовую? – удивляется дама.
– Ну да. Теперь дворцовая, потому что отсюда деньги перечисляются – детям больным.
Я выглядываю в окно. Голова почему-то не поворачивается, но если сильно скосить глаза, внизу видны остатки барельефов на воротах – матросы со штыками. Ну точно, музей, бывший революции, а теперь, значит, кино здесь показывают.
– А почему тогда дворцовая, а не перечислительная? – вмешиваюсь в разговор. Шучу типа.
Никто не улыбается. На меня очень странно смотрят. Сразу несколько человек. Похоже, проверяющие в штатском. Прячусь в толпу и выскакиваю на улицу, но, видимо, выхожу не в ту сторону – там явно не дворцовая, а какая-то простая. Дома серые, мусор везде, палатки – как на продуктовом рынке. Назад идти страшно, придётся в обход, а это долго. На углу магазин, захожу. Там сидит хохлушка – не украинка, а хохлушка, это что-то совсем другое, во сне я понимал, но теперь не помню. Сидит на полу, скрестив ноги, и продаёт сахар. И объявление. Типа с премией – кто купит, в подарок автограф какой-то Панины, фамилию тоже не помню. Совсем незнакомое имя. Очень дорого, я смотрю и говорю ей, что Панину никакую не хочу, пусть досыплет мне вот эту баночку доверху – у меня в руках пластиковая баночка, а в ней на дне остатки сахара, – а автографа мне не надо… В общем, торгуюсь. Она хихикает: «Зато твоей жене понравится, не пожалеешь». И отправляет меня наверх – мол, посиди поешь, а я пока всё сделаю. Наверху уже сидит какой-то мужик с огроменной бородой и зовут его Кантор. Ест что-то большой ложкой и рассуждает, а я слушаю. Очень хорошо запомнил, интересно и стиль своеобразный. Про Теодориха. «Первый человек на земле был вовсе не Адам, а римский король Теодорих, потому что это Теодорих родил Еву, которую потом выдал за Адама. А Адам был вообще не человек, потому что жил лет триста, если не больше – может, эльф какой-нибудь…» Я хочу вставить, что Теодорих был не римский король, а вовсе даже готский, но он меня не слушает и дальше: «С другой стороны, выражение «родил Еву» вполне может означать, что Теодорих был женщиной. Ну и что тут такого? Почему первым человеком не могла быть женщина? Вон, некоторые учёные так и говорят, которые у обезьяны хромосомы мерили». Мрак полный, в общем. Хочу уйти, но он не даёт, тянет назад. «Вообще, вся эта древняя история – штука сложная, сложнее, чем даже конверторная гравиметрия». Я насторожился, а у него глаза горят, руками размахивает, увлёкся. «Ведь оно что получается? Если взять тяжёлый шар, очень большой, и раскручивать, всё быстрее и быстрее, то поверхность разгонится до скорости света – и что тогда? Шар распухнет до бесконечности, а его параллельный двойник, наоборот, схлопнется в дырку и мигом его самого засосёт. И всем полный коллапс - квантовая нестабильность, никуда не денешься. А ты возьми шарик ма-аленький, метров тридцать, и раскручивай ме-едленно, и не сразу: раскрути – останови, раскрути – останови… Тогда двойничок твой в ответ так же станет колебаться, волны пойдут аккуратные, без всякой турбулентности, и электрических помех тоже никаких не будет! Вся система по гиперсфере ровненько так ходить станет, туда-сюда, туда-сюда, а в трёхмерной проекции это будет у нас что? Скачки! Мгновенные! Сечёшь? Куда угодно, с какой угодно скоростью. Даже от атмосферы изолироваться не надо: раз – и уже там!» И так далее, несёт бог знает что, хотя с физикой он явно знаком, в отличие от древней истории, но уж больно занудно. И по новой начинает – опять про первого человека. Гляжу на часы и прихожу в ужас – 3.83, а в 4.50 уже кино начинается [цифры точные]. Мне же надо ещё за женой! Спускаюсь к «хохлушке» [за логическую связность ручаюсь – последовательность эпизодов именно такая], а она там с какими-то приборами возится. Всё очень сложно – сахар ведь насыпает. Я нисколько не удивляюсь, жду стою. Потом берёт ручку и говорит, мол, давай, на чём писать автограф. Я даю какой-то листок, а она не хочет и тянет у меня из кармана карточку, покрасивее. Я не даю, потому что это пропуск, охрана не пустит, такая там охрана, с пистолетами и вообще… В общем, как-то разошлись, я бегу бегом, по оврагам, по горам, сверху такой же вид, ландшафт весь изрезанный – овраги, промоины, сухие русла, травяные заросли, – и так до самого горизонта. Наконец вижу знакомую тропинку, она вниз спускается, а на той стороне – ложбинка такая, и там стоянка, типа как у туристов. Жена там бывшая живёт. Спускаюсь в овраг, подхожу. Жены нет, а прямо на земле ребёнок лежит – маленький, как куколка, и дохленький, едва шевелится. Думаю, ах ты, зараза, так вот за ребёнком следишь… А муж её новый рядом сидит, тоже какой-то хилый, мелкий, голова трясётся. Но весёлый, спокойный такой, приятное в нём что-то, даже ругаться не хочется. Подбираю младенца, двумя руками, осторожно так, головку он не держит… Укладываю на колясочку – тут же рядом стоит, крошечная, вроде как игрушечная, расправляю его, а он вдруг изворачивается – и цап меня за руку. Мордочка вытянутая, крысиная, зубы острые – на перчатке две здоровые дырки остались. Мы смеёмся, радуемся – живой, раз кусается! Тут подъезжает жена, почему-то в старинном таком экипаже, шум, крик, собираемся, едем с ней в кино. Смотрю на неё, давно не видел – страшно растолстела, нос вытянулся – не нравится, в общем. Дальше плохо помню, потом мы уже сразу в лифте. У меня в руках здоровая красная сумка – там одежда, для меня, переодеться в кино, а то я весь в рванине. Лифт едет то вверх, то вбок, по рельсам как бы. Из окна горы видно – розовые такие вершины в облаках. И рассвет – холодный, свежий. Красиво очень. Рядом спортсмены какие-то, шумят, курят, пьяные, тоже с сумками в руках. Наконец выскакиваем, бежим по коридору, но сумку забываем, я возвращаюсь, хватаю – тут вдруг вспоминаю, что с сумками нельзя. Вижу в углу на полу старые штаны, жена говорит – возьми, их оденешь. Я показываю – гляди, они тоже сумку бросили. Сумка большая, длинная, в клетку как у челноков, открытая – заглядываю, а в ней мужик, весь побитый, в крови. Я его тяну из лифта, а он щерится – зубы выбиты – плюётся, орёт, чтобы его оставили, мол, так и надо – ребята из кино вернутся, заберут.
Уфф… Пока писал, всё остальное забыл, жалко, дальше тоже было интересно. И откуда только такой бред берётся? Ни о чём подобном вчера не думал и не читал, правда. Редкий сон, давно таких не видел. Хотя бывает, бывает. Потому на современные пьесы и не хожу, пресными все кажутся.
Стою в толпе у входа в зал и смотрю, как впускают зрителей. Бородатый охранник проверяет билеты. Я иду на другой сеанс, в полпятого, просто решил заранее посмотреть, где это будет. Бывшая жена достала билеты. Почему-то в музей. Сквозь толпу проталкивается какая-то дама и спрашивает, где метро.
– А вон она, Октябрьская, – тыкает пальцем охранник. – Только выход в эту сторону, на дворцовую, и через площадь, рядом.
– На дворцовую? – удивляется дама.
– Ну да. Теперь дворцовая, потому что отсюда деньги перечисляются – детям больным.
Я выглядываю в окно. Голова почему-то не поворачивается, но если сильно скосить глаза, внизу видны остатки барельефов на воротах – матросы со штыками. Ну точно, музей, бывший революции, а теперь, значит, кино здесь показывают.
– А почему тогда дворцовая, а не перечислительная? – вмешиваюсь в разговор. Шучу типа.
Никто не улыбается. На меня очень странно смотрят. Сразу несколько человек. Похоже, проверяющие в штатском. Прячусь в толпу и выскакиваю на улицу, но, видимо, выхожу не в ту сторону – там явно не дворцовая, а какая-то простая. Дома серые, мусор везде, палатки – как на продуктовом рынке. Назад идти страшно, придётся в обход, а это долго. На углу магазин, захожу. Там сидит хохлушка – не украинка, а хохлушка, это что-то совсем другое, во сне я понимал, но теперь не помню. Сидит на полу, скрестив ноги, и продаёт сахар. И объявление. Типа с премией – кто купит, в подарок автограф какой-то Панины, фамилию тоже не помню. Совсем незнакомое имя. Очень дорого, я смотрю и говорю ей, что Панину никакую не хочу, пусть досыплет мне вот эту баночку доверху – у меня в руках пластиковая баночка, а в ней на дне остатки сахара, – а автографа мне не надо… В общем, торгуюсь. Она хихикает: «Зато твоей жене понравится, не пожалеешь». И отправляет меня наверх – мол, посиди поешь, а я пока всё сделаю. Наверху уже сидит какой-то мужик с огроменной бородой и зовут его Кантор. Ест что-то большой ложкой и рассуждает, а я слушаю. Очень хорошо запомнил, интересно и стиль своеобразный. Про Теодориха. «Первый человек на земле был вовсе не Адам, а римский король Теодорих, потому что это Теодорих родил Еву, которую потом выдал за Адама. А Адам был вообще не человек, потому что жил лет триста, если не больше – может, эльф какой-нибудь…» Я хочу вставить, что Теодорих был не римский король, а вовсе даже готский, но он меня не слушает и дальше: «С другой стороны, выражение «родил Еву» вполне может означать, что Теодорих был женщиной. Ну и что тут такого? Почему первым человеком не могла быть женщина? Вон, некоторые учёные так и говорят, которые у обезьяны хромосомы мерили». Мрак полный, в общем. Хочу уйти, но он не даёт, тянет назад. «Вообще, вся эта древняя история – штука сложная, сложнее, чем даже конверторная гравиметрия». Я насторожился, а у него глаза горят, руками размахивает, увлёкся. «Ведь оно что получается? Если взять тяжёлый шар, очень большой, и раскручивать, всё быстрее и быстрее, то поверхность разгонится до скорости света – и что тогда? Шар распухнет до бесконечности, а его параллельный двойник, наоборот, схлопнется в дырку и мигом его самого засосёт. И всем полный коллапс - квантовая нестабильность, никуда не денешься. А ты возьми шарик ма-аленький, метров тридцать, и раскручивай ме-едленно, и не сразу: раскрути – останови, раскрути – останови… Тогда двойничок твой в ответ так же станет колебаться, волны пойдут аккуратные, без всякой турбулентности, и электрических помех тоже никаких не будет! Вся система по гиперсфере ровненько так ходить станет, туда-сюда, туда-сюда, а в трёхмерной проекции это будет у нас что? Скачки! Мгновенные! Сечёшь? Куда угодно, с какой угодно скоростью. Даже от атмосферы изолироваться не надо: раз – и уже там!» И так далее, несёт бог знает что, хотя с физикой он явно знаком, в отличие от древней истории, но уж больно занудно. И по новой начинает – опять про первого человека. Гляжу на часы и прихожу в ужас – 3.83, а в 4.50 уже кино начинается [цифры точные]. Мне же надо ещё за женой! Спускаюсь к «хохлушке» [за логическую связность ручаюсь – последовательность эпизодов именно такая], а она там с какими-то приборами возится. Всё очень сложно – сахар ведь насыпает. Я нисколько не удивляюсь, жду стою. Потом берёт ручку и говорит, мол, давай, на чём писать автограф. Я даю какой-то листок, а она не хочет и тянет у меня из кармана карточку, покрасивее. Я не даю, потому что это пропуск, охрана не пустит, такая там охрана, с пистолетами и вообще… В общем, как-то разошлись, я бегу бегом, по оврагам, по горам, сверху такой же вид, ландшафт весь изрезанный – овраги, промоины, сухие русла, травяные заросли, – и так до самого горизонта. Наконец вижу знакомую тропинку, она вниз спускается, а на той стороне – ложбинка такая, и там стоянка, типа как у туристов. Жена там бывшая живёт. Спускаюсь в овраг, подхожу. Жены нет, а прямо на земле ребёнок лежит – маленький, как куколка, и дохленький, едва шевелится. Думаю, ах ты, зараза, так вот за ребёнком следишь… А муж её новый рядом сидит, тоже какой-то хилый, мелкий, голова трясётся. Но весёлый, спокойный такой, приятное в нём что-то, даже ругаться не хочется. Подбираю младенца, двумя руками, осторожно так, головку он не держит… Укладываю на колясочку – тут же рядом стоит, крошечная, вроде как игрушечная, расправляю его, а он вдруг изворачивается – и цап меня за руку. Мордочка вытянутая, крысиная, зубы острые – на перчатке две здоровые дырки остались. Мы смеёмся, радуемся – живой, раз кусается! Тут подъезжает жена, почему-то в старинном таком экипаже, шум, крик, собираемся, едем с ней в кино. Смотрю на неё, давно не видел – страшно растолстела, нос вытянулся – не нравится, в общем. Дальше плохо помню, потом мы уже сразу в лифте. У меня в руках здоровая красная сумка – там одежда, для меня, переодеться в кино, а то я весь в рванине. Лифт едет то вверх, то вбок, по рельсам как бы. Из окна горы видно – розовые такие вершины в облаках. И рассвет – холодный, свежий. Красиво очень. Рядом спортсмены какие-то, шумят, курят, пьяные, тоже с сумками в руках. Наконец выскакиваем, бежим по коридору, но сумку забываем, я возвращаюсь, хватаю – тут вдруг вспоминаю, что с сумками нельзя. Вижу в углу на полу старые штаны, жена говорит – возьми, их оденешь. Я показываю – гляди, они тоже сумку бросили. Сумка большая, длинная, в клетку как у челноков, открытая – заглядываю, а в ней мужик, весь побитый, в крови. Я его тяну из лифта, а он щерится – зубы выбиты – плюётся, орёт, чтобы его оставили, мол, так и надо – ребята из кино вернутся, заберут.
Уфф… Пока писал, всё остальное забыл, жалко, дальше тоже было интересно. И откуда только такой бред берётся? Ни о чём подобном вчера не думал и не читал, правда. Редкий сон, давно таких не видел. Хотя бывает, бывает. Потому на современные пьесы и не хожу, пресными все кажутся.
no subject
Date: 2006-06-10 06:19 pm (UTC)no subject
Date: 2006-06-10 08:19 pm (UTC)no subject
Date: 2006-06-11 07:19 pm (UTC)no subject
Date: 2006-06-13 02:18 pm (UTC)no subject
Date: 2006-06-15 03:53 am (UTC)no subject
Date: 2006-06-15 07:34 am (UTC)no subject
Date: 2006-06-16 04:57 am (UTC)no subject
Date: 2006-06-27 04:02 pm (UTC)http://community.livejournal.com/litkonkurs_ru/69888.html
выполнить свой гражданский долг))